Что читать?

Случается, что у самых чувствительных и наделенных богатым воображением мужчин любовь вспыхивает мгновенно, так что love at first sight это вовсе не миф; но тогда мужчина, отчасти забегая вперед, тут же воображает себе всю совокупность удовольствий, которые женщина в течение долгих лет сможет ему доставить.

Французская литература достигает наших палестин в исчезающе малых, в сравнении с англоязычной, объемах. Может потому ее немыслимая полярность воспринимается отчасти как нонсенс. То есть, попытки классифицировать и разносить по реестрам англоязычное, изначально безнадежны, хотя бы потому, что вал обрушит любую систему каталогизации, а тематика обширнее, чем даже у русской. С прочими много проще.

Совсем уж было решившись убить ребенка, парсонаж принсипаль неожиданно отказывается от затеи - и то хлеб. Заканчивается тем, что обдумывает план проесть остаток денег на счету и сверзиться с двадцать шестого этажа, тем покончив с бренным существованием. Какая клюква, господа! И это при том, что есть "Наследие" Дюбуа (прошлогодний Гонкур), написанное тремя годами раньше, где герой, тоже представитель среднего класса, уходит из жизни вследствие клинической депрессии. Но там не просто веришь в происходящее и сопереживаешь, и сердце ноет. Там каждая деталь правдива. Рядом с этим раздутая пустышка мизогина Уэльбека пшик.

Герменевтика, учит исследованию истинного смысла даже глубоко ложного суждения.

Герменевтика. потому что интерпретация во всех возможных значениях, давно занимает меня. Феномен, описываемый, как: есть речи, значенье темно иль ничтожно, но им без волненья внимать невозможно - имеет место, значит должен быть и тот, кто растолкует смысл. В сути то, чем занимаюсь изо дня в день, есть прикладная герменевтика, применимая к тексту; перетолкование с русского на понятный. Гадамер, потому что вспомнился первым из светил герменевтики. С тем же успехом на его месте мог оказаться Гуссерль или Хайдеггер, особого пиетета именно к этому ученому не питала. Однако рада, что начала с него, потому что его стиль и манера изложения кажутся ясными, не перегруженными чрезмерным академизмом, уважительными к читателю.

Остальные статьи сборника не настолько заинтересовали, а всего вернее, с ними оказался превышен предел способности восприятия сложных текстов. Какие-то мысли без сомнения отложились в памяти и с ними, но взявшись подробно излагать, рискую превратить отзыв о книге в бесконечную историю. В любом случае, чтение "Актуальности прекрасного" стало интересным и полезным опытом и снабдило действенными инструментами интерпретации. То, что я люблю.

Для слова (а следовательно, для человека) нет ничего страшнее безответности. Даже заведомо ложное слово не бывает абсолютно ложным и всегда предполагает инстанцию, которая поймет и оправдает. Слово хочет быть услышанным, понятым, отвеченным и снова отвечать на ответ, и так ad infinitum

"Читать Бахтина" многие годы было родом персонального обещания, вроде: "сесть на диету", "бросить курить", "заняться спортом", "выучить английский" - какие люди бездумно дают себе, откладывая срок реализации задуманного все дальше, пока время уходит. Вот решилась. Преференций относительно того, чем начинать, не было. Удивилась малому числу изданных работ, все-таки Михаил Михайлович один из столпов современного мирового литературоведения. А профессиональная работа со словом такого уровня в сочетании с тем, что можно охарактеризовать, как научное долгожительство, да при мощном влиянии, предполагает большую обширность. И неожиданно только семь томов полного собрания сочинений. Почему?

И почти не знаю поэзии Вячеслава Иванова, творчеству которого посвящены две статьи сборника. То есть, не потому не знаю, что не пыталась во время оно составить о нем представления, а по причине чуждости его творчества моему восприятию. Потому удовольствия, даруемого возможностью читать рассуждения умного человека о предмете своего интереса (как если бы Михаил Михайлович рассказывал о Пастернаке, Гумилеве, Ахматовой, Брюсове - наконец) лишена была. Но тут уж я слишком многого хочу, возможно это послужит поводом преодолеть читательскую идиосинкразию к Вячеславу Иванову

Ценностная ориентация и уплотнение мира вокруг человека создают его эстетическую реальность, отличную от реальности познавательной и этической, но не индифферентную к ним.

Диалог, словесное общение, обычно формального характера, между теорами. «Быть в Д.» означает вести дискуссию непосредственно. Распространённый вариант — трёхсторонний Д. с участием мудреца, обычного человека, стремящегося к познанию, и недоумка.

При всем восхищении Нилом Стивенсоном, вынуждена констатировать: читатель "Анафема", не раз и не два в процессе относит себя к третьей категории. И это нехорошо. Не потому, что творец должен интеллектуально присаживаться на корточки, дабы польстить скромным интеллектуальным кондициям своих поклонников, но оттого, что ситуация с романом часто напоминает описанный в нем род епитимьи, когда провинившегося адепта наказывают книгой. Помните, текст, состоящий из невразумительных наукоподобных сентенций, в которых по определению невозможно разобраться и вычленить здравое ядро. Уровень бредовости возрастает по мере углубления в фолиант, пропорционально степени сомнения читателя в собственных интеллектуальных способностях. Кому от этого хорошо, совершенно неясно.

Только это нехорошо, когда последнего заставляют ощущать себя недоумком. В том смысле, что помните. когда Эразмас становится наставником Барба и вынужденно проходит с ним заново те вещи, которые полагал давно усвоенными, он внезапно сталкивается с анекдотичной ситуацией: "объяснял-объяснял, сам все понял!" Кажется с "сам понял" в "Анафеме" обстоит не лучшим образом. Слишком много всего нагромоздил.

Вы, профессор, воля ваша, что-то нескладное придумали! Оно, может, и умно, но больно непонятно. Над вами потешаться будут.

Вы изволили сочинить что человек произошел от обезьянских племен мартышек орангуташек и т. п. Простите меня старичка, но я с Вами касательно этого важного пункта не согласен и могу Вам запятую поставить. Ибо, если бы человек, властитель мира, умнейшее из дыхательных существ, происходил от глупой и невежестпеннои обезьяны то у него был бы хвост и дикий голос.
Антон Чехов "Письмо к ученому соседу"

Ричард Докинз культовая фигура в рядах сторонников просвещения. Видный биолог, один из величайших популяризаторов науки в современном мире (и, судя по фотографиям, любитель дизайнерских галстуков). Невероятно харизматичная личность, в последней четверти прошлого века его книги "Эгоистичный ген", "Слепой часовщик", "Расширенный фенотип" привлекли всеобщее внимание, проторив дорогу сегодняшнему буму нон-фикшн литературы. Он ввел понятие мема как культурного репликатора и одного из двигателей эволюции, положив начало новой науке меметике.

Это только моя позиция, она не отменяет принадлежности Ричарда Докинза к тонкому слою интеллектуальной элиты, обеспечивающей рост человеческого понимания. Хотя частые в книге сентенции, вроде "У камней не может быть детей" настораживают.

Дело в том, что почти любого можно сделать дураком благодаря привычке верить широковещательному слову. Некоторые сопротивляются, перестают верить но это меньшинство. У тебя важная роль - поддерживать и образовывать это меньшинство. Глядишь, сменится пара поколений - дураков меньше не станет, но невежество станет постыдным, и большинство начнет смеяться над теми, кто не верит, что Мир вращается.

С термином "твердая фантастика" впервые столкнулась совсем недавно Нормально, всего знать нельзя, для личного пользования прежде делила крепкую фантастику (в отличие от фэнтези и альтернативной истории) на наукоемкую и наукообразную: первая выступает как популяризатор науки; вторая оглушает треском красивых фраз, на выходе оставляя: "нажми на кнопку - получишь результат". И даже не сильно отходила в своей классификации от общепринятой. "Крепкая" - практически то же, что "твердая", опирающаяся на естественные науки, а степень твердости (наукоемкости) определяет шкала Мооса: от талька до алмаза.

Тогда зачем нужно? Чтоб было? Просто вообразить эволюцию расы разумных кальмаров, взяв за образец "Остров пингвинов" Анатоля Франса, только со смещением основного вектора от богоборчества к научпопу? Или как один из способов борьбы с ксенофобией? Ну тогда пусть. Тем более, что ближе к финалу, проникаешься к кальмаросьминогам какой-то даже симпатией. Пусть будет.