Любовь оптимизировать нельзя. Да и научение чему-то значимому нельзя сделать более действенным; ибо если б можно было, оно тогда бы перестало быть поистине значимым.
Это литературная мистификация. Выпущенный в две тысячи пятнадцатом издательством Cow Eye Press, которое создали, похоже, исключительно с целью напечатать этот единственный роман, он прошел бы незамеченным. Когда бы специалисты пинчоноведы не обратили внимание общественности на удивительное сходство стилистических решений, проблематики, сюжетных ходов, пространственно-временных приемов литературного дебюта Пирсона с книгами Томаса Пинчона. Не говоря о поразительной зрелости первой книги никому не известного автора.
Кстати же, мысль, высказанная им в интервью сайту Cow Eye Express о том, что современник более склонен читать автора, чем книгу, в то время, как на достижение известности уходит столько энергии, отнятой у собственно творчества, что произведения маститых и увенчанных частенько представляют собой горы шлака. Эта мысль в духе некоторых прежних высказываний великого затворника (Напомню, Пинчон, как до него Сэлинджер, ведет крайне уединенную жизнь, отказываясь от интервью)
В совокупности, это дало основания предполагать, что за псевдонимом Пирсон скрывается Пинчон. Версия до сих пор не подтверждена и не опровергнута. Пирсон со времени "Страны коров" ничего не написал, его сайт и фейсбучная страница производят впечатление одноразовых, в то время как великий писатель интеллектуал год спустя одарил поклонников "Краем навылет". Исходя из собственного знакомства с прозой (не так много, четыре романа) Пинчона, я склонна согласиться.
О чем книга? Сюжет до безобразия прост, чтобы не сказать примитивен: герой, нанятый по итогам телефонного собеседования, прибывает в сельский общинный колледж, бывший в недавнем прошлом зооветучилищем. Ныне, благодаря щедрому покровительству семьи спонсоров, чье благосостояние зиждется на торговле оружием, учебное заведение расцвело, хотя некоторые, хм, атавизмы прежних времен, вроде фонтана в виде покрывающего телку быка, отразились в дизайне и архитектуре.
Задачи Чарли (все зовут его так, буду и я) - не в сфере преподавания, он администратор специальных проектов: 1. создать вменяемый отчет, который удовлетворил бы аттестационную комиссию, от чьего решения зависит продление аккредитации - собственно быть или не быть Коровьему Мыку колледжем; 2. примирить враждующие фракции внутри преподавательского состава; 3. провести рождественскую вечеринку, на которую придут все (в прямой связи с п.2: если там будут тупоконечники, простите - мясоеды, вегетарианцы откажутся присутствовать, и наоборот).
Кажется, ерунда, делов-то. Но это только кажется. На деле, сразу по прибытии, Чарли оказывается в центре клубка проблем и взаимоотношений, распутать который не проще, чем развязать гордиев узел: за какую нить не потяни, всякая не только затягивает хуже, но еще и утолщается до каната. Как в случае с преподавателем риторики Аланом Длинная Река (он из этнических индейцев), молчащим на протяжении последних семи лет. Дичь и абсурд?
Нет, там все сложнее. страшнее и горше. Общинные земли его племени затоплены в результате строительства гидроэлектростанции. Были старики, отказавшиеся уходить, кого-то эвакуировали насильственно. Да, проблематика, близкая распутинскому "Прощанию с Матерой". С тем дополнением, что вместе с расселением носителей, умирает их язык.
Который молодой индеец лингвист отчаянно пытается сохранить, защитить, встречается с немногими оставшимися носителями, записывает у стариков предания, выслушивает обвинения в коллаборационизме. И умолкает, не сумев убедить мир в необходимости сохранить то, что единственно осталось от его предков на свете. А что же плотина? Иссушает некогда плодородные земли, заболачивает другие, но оазис Коровьего Мыка и фонтан с быком-телкой питает исправно.
Так здесь со всем. На поверхности злая сатира, анекдотические происшествия и треп ради трепа. В подоплеке трагедии, непростые судьбы и взаимоотношения. Которые в какой-то неуловимый момент снова перестают быть серьезными и являют абсурдистскую анекдотическую изнанку.
Зыбкость, неопределенность положения относительно пространственно-временных ориентиров: монолог героя, начатый как поток сознания наедине с собой вполне может закончиться включением одного или нескольких собеседников где-то в аудитории или актовом зале. Политкорректное "коренной американец" в отношении Длинной Реки запросто соседствует с преподавателем "негроидом по квоте", "черномазыми", "цветными" об афроамериканцах и "косоглазыми" - об азиатах.
Отдельного внимания заслуживает топоним. Коровий глаз оригинала в переводе превращен в Коровий мык и это остроумное переводческое решение Максима Немцова, в очередной раз убеждает в его феерическом чувстве языка. Не знаю, какие коннотации будит в носителе языка Cow Eye, но в "мыке" русскоязычный читатель слышит и буколическое мычание, и горемычность, и бестолковое мыканье, не приносящее сколько-нибудь существенного результата, и необходимость добиться не мытьем, так катаньем. И "мы", почти по Королю-Солнце" Колледж - это Мы!
Перевод в целом превосходный, имея в виду, что книга очень непроста, референтна к бесчисленному множеству социокультурных реалий: от устройства жизни в кампусе, знакомого русскому читателю преимущественно по англоязычным университетским романам до зооветреалий кастрации теленка и постулатов буддизма. И, хотя я не самая большая поклонница кампусной прозы, не могу не признать, что финал чудесный.
Любите Бога. Доверяйте любви. Поклоняйтесь миру. Платите налоги, чтобы настал день, когда мы сможем располагать внушительным военным присутствием по всему миру. Выполняйте все это, и остальное приложится само собой – даже самая пагубная заявка на региональную аккредитацию…