Проглотив большую часть книг Диккенса еще в институте, я вдруг решила остановиться. "Повесть (она же сказка) о двух городах" была той самой книгой, которую я не стала читать тогда. Почему? Причин несколько. Первая: я посчитала, что это не роман, а публицистика, а до нее (как и до переписки) я тогда еще не доросла. Вторая: я вдруг прониклась почти религиозной идеей, что у любимого писателя нельзя вот так взять и все прочесть. Что-то всегда должно оставаться непрочитанным. Чтобы можно было сказать: есть еще книга, которая для меня новая. Чтобы получить от нее удовольствие я должна отказаться от ее чтения надолго (насовсем?). Дурацкая идея, навеянная Дж. Лондоном ("Когда боги смеются"). Так я и прожила долгую жизнь, даже не зная, о чем эта книга. Пока не решила, что время пришло.
Как говорит безмерно уважаемая мной Стелла Иванова "это была преамбула, а теперь амбула". Диккенс - мой любимый писатель. Это не то же самое, что "я считаю Диккенса великим писателем". Это означает, что даже если какие-то из его книг мне не нравятся или не являются вершиной литературного творчества, то я не перестану его любить. После разочарования с "Трудными временами" и "Лавкой древностей" (ранее я бы добавила "Барнеби Раджа", но недавно перечитала и реабилитировала роман), я была осторожна и перечитывала то, что однозначно признается его лучшими произведениями.
С "Повестью" я была беззащитна, никакого мнения не могло сложиться, пока я не прочитала. Я совершенно точно знаю, какие книги Диккенса хороши, а какие послабее. Но "Повесть" просто сбила меня с ног, потрясла, лишила дыхания. Я думаю теперь, что это самая сильная его книга, наряду с "Большими надеждами". Все, кроме меня, знали, что это про Французскую революцию, не так ли?
Диккенсу, признаем это, далеко до Виктора Гюго, который велик безо всяких оговорок, но, читая эту книгу, я вспоминала "Отверженных" и чувствовала то же, что и при прочтении последней. Это страх, причем не только за героев, но за человечество вообще, отвращение и категорическое отрицание идеи революции, как средства лечить социальные болезни.
Непонятно, по какой причине советские критики относили Диккенса к носителям революционной идеи, но, кажется, именно с "Повестью" и "Барнеби Раджем" связано убеждение идеологически "правильных" советских людей о революционности Диккенса. Надо быть либо совсем слепым, либо совершенно морально неразборчивым человеком, чтобы усмотреть в его книгах призыв к бунту. А вот наоборот - пожалуйста: не только каждая строчка, каждая буква книги кричит: Остановите это!
Понятное дело, упомянуть Ленина, 20 съезд партии и священные постулаты революции было практически общим местом в любом критическом обзоре. Но заключение критика "морально оправдывая революцию, он не мог примириться с ее насильственными методами" или ".../Диккенс/ погрешил против правды истории; в действительности революционный террор был направлен не против невинных жертв /.../, а против контрреволюции, пытавшейся задушить молодую Французскую республику" совершенно из ряда вон. Мы, мое поколение, успевшее пожить при социализме, проглатывали такие пассажи раньше, не особо задумываясь. Но сейчас это вдруг стало бросаться в глаза. Спасибо возрождению бесстыдной пропаганды.
Я также начала понимать, как много наши революционеры скопировали из идей и событий французской революции. Или это была историческая неизбежность: идти по тем же кровавым следам и говорить все те же жестокие слова, влекущие за собой смерть невинных? И то, и другое, возможно.
Диккенс, "дорогой"; критик, не оправдывает насилие угнетением народа. Причинно-следственная связь угнетения народа привело с восстанием и затем с революционным террором совершенно не эквивалентна "Диккенс внушает читателю мысль о неотвратимости возмездия за все эти годы жестокости".
Ох уж эти мне "революционные методы борьбы", которыми почему-то (!) не мог примириться писатель, этот "размах революционной народной стихии", которых он пугался, обнаруживая "ограниченность взглядов".
А Вам, "дорогой" критик на зарплате у победившей революции, не страшно? Ну вот ни капельки не было страшно, когда Вы читали об это разгуле анархии, которая требовала крови? О восторге и танцах опьяненной кровью черни. Об упоении безграничной властью над теми, кто только вчера "вершил власть над народом". А о том, как много идеологически верных "граждан" и "патриотов" поспешили свести счеты со своими врагами, как просто и буднично писались доносы, как легко и быстро выносились и приводились в исполнение приговоры. И как обожествлялась практическая мощь и "пропускная способность" гильотины. Мне страшно! Мне по-настоящему страшно. За тех людей, которых уже не спасти, и даже тех, которые умерли бы уже в любом случае, даже если Французской революции никогда не случалось, тех кто был простым свидетелем событий.
Ничего справедливого я не вижу в расправе над сыном за отца, в расправе впрок, заранее, заодно, и просто так, для перевыполнения плана, в удовлетворение садистких наклонностей.
Есть у насилия начало, нету у насилия конца. Да, это про нее, про революцию. Бог с ним, с критиком, он, в конце-концов, просто писатель руками, как многие теперь поют ртом и танцуют ногами.
Но все эти пропагандисты, политики, люди, к которым прислушиваются вольно или невольно, которые, как модно сейчас говорить, "сдвигают окно Овертона", подготавливая почву для оправдания насилия, "раскачивают очень неудобную инсинуацию" (это уже по Куваеву). Я очень не люблю заклинания "пусть им/на них/с ними ______ (перечисление несчастий и казней египетских)". Мало того, что это жестоко, неприлично, да и просто эгоцентрично, толку-то никакого. Но морального права на такие действия они должны быть лишены пожизненно. Я не хочу, чтобы людей казнили или наказывали в воспитательных целях. Но в один прекрасный и солнечный день я желаю им осознать, ЧТО они говорят и во ЧТО верят, и ужаснуться.