Вот казалось бы, что можно найти сомнительного в этой сказке? (Если исключить всякие зверские варианты — но обсуждали как раз тот в котором всё для всех кончилось хорошо.) Откуда такое неприятие — у кого персонажа, у кого сюжета, а у кого и всего вообще? Как мне кажется, одна из проблем в том, что многие бессознательно (а кто-то, может, и сознательно) ассоциирует себя в этой сказке не с Золушкой, а с мачехой. И даже понятно, почему.
Не секрет, что когда женщина с ребёнком собирается второй раз выйти замуж, она. как правило, ищет не столько себе мужа, сколько отца своим детям. Во всяком случае ситуация, когда её дети от первого брака отправляются к тёткам или бабушкам, скорее нетипична. А мужчину, который потребует такого от женщины, вряд ли кто одобрит. Часто бывает, что мужчина в подобной ситуации даже не стремится завести дополнительного — «своего» — ребёнка: дети уже есть, безо всякой возни с пелёнками и прочих проблем. Красота! Гораздо чаще на общем ребёнке настаивает женщина — желая «привязать» мужчину.
Но совершенно иначе выглядит симметричная ситуация. Редко когда женщина, выходящая за мужчину, у которого уже есть дети, относится к ним, как к своим собственным. (Особенно, если у них есть мать, но даже и когда её нет.) Часто она вообще не желает видеть их «на своей территории», а встречи с отцом где-то ещё и необходимость выплаты алиментов рассматривает как вынужденное зло. Причём общество смотрит на подобное поведение достаточно благосклонно. Ну или по крайней мере, с пониманием. И уж совершенно неслыханно, чтобы женщина, получив себе детей от первого мужниного брака, решила, ну и слава богу, не надо рожать, кормить, фигуру портить. Её, возможно, назовут святой, но при этом покрутят пальцем у виска.
Ну а сейчас посмотрим с этих позиций на Золушкину мачеху. Она — то, что принято называть хорошая мать. Любит своих детей, заботится о них. Когда те остались без отца, нашла ему адекватную замену. А Золушка ей — чужая. Ни любить её, ни заботиться о ней она не обязана. Мачеха вынуждена терпеть падчерицу у себя в доме — хотя предпочла бы, чтоб её не было вообще — но если уж её приходится кормить, пусть отрабатывает в роли служанки. Уточнение в объявлениях о знакомстве «ищущих няньку для своих отпрысков просьба не беспокоиться» разве что слегка менее популярно, чем аналогичное уточнение насчёт кухарки и прачки.
Иными словами, «злая мачеха» всего лишь ведёт себя ровно так же, как повело бы себя на её месте значительное количество нынешних женщин. Которые вовсе не склонны считать себя плохими, а скорее наоборот, активными, современными, заслуживающими всяческого уважения. При этом ведь даже решение нагрузить Золушку работой на вечер тоже вполне объяснимо: мачеха прекрасно понимает, что та значительно красивей её дочерей, а потому надо сделать всё возможное, чтобы избавить их от потенциальной конкурентки. Естественно, что сюжет, в котором, по сути, они сами выставляются злыми, вызывает у них протест.
С другой стороны, достаточно очевидно, что сама Золушка — окажись она на месте мачехи — повела бы себя совершенно по-другому. Поэтому в ещё большей степени их не устраивает Золушка в роли положительного персонажа, образца для подражания. Если параллели между собой и мачехой они ещё как-то могут сами для себя затушевать ссылками на какие-то её особенные пакости («Ну вот так бы я не стала делать!»), то с Золушкой подобный приём не проходит. Если Золушка — хороший человек, то вот именно так хорошие люди и поступают. А так, как поступили бы на её месте они — поступают люди плохие. Вроде злой мачехи.
Именно поэтому им прежде всего требуется сбросить Золушку с пьедестала, измазать её грязью (примерно, как это мачеха делала). И тут уж любые методы хороши. Назвать её «дурой», «терпилой», «несовременной», «лишённой самоуважения», «с рабской психологией». А то и зайти с другого конца — «хитрой интриганкой». Даже в том, что она сестёр великодушно простила, кто-то умудрился усмотреть подлое коварство. Печальное зрелище.