1. Г. Кох. «Ужин». А примета «как встретишь, так и проведешь» распространяется на книжки? В таком случае я сама себе завидую, эта книга сошла бы за крайне благое предзнаменование. Нет, не подумайте, внутри она не благостна. Внутри она полна отъявленных психопатов, из которых неизвестно, кто адекватнее, кто опаснее, — они словно передают друг другу это знамя, как могли бы передавать друг другу солонку, и все они — одна семья, собравшаяся за ужином. Собственно, ужин длится всего два часа (было забавно, когда я на третий день чтения поняла, что непосредственного действия прошло пока минут сорок). Но ход мыслей и диалогов требует от главного героя объяснений, размышлений, и воспоминаний, и сюжет заключается не столько в происходящем за столом ресторанчика, сколько в постепенном раскрытии того, что в этой семье замалчивается. Жестокость, хладнокровие, сложные отношения. Оторваться — невозможно. Недавно на экраны вышел фильм, думаю, посмотрю его по свежим следам. К тем, кто читал, вопрос: что за синдром мог иметься в виду? Это неуклюжая фантазия автора или нечто вполне объяснимое с точки зрения медицины?
2. Л. Репин. «Затерявшиеся в тайге». 1980-е. Трое советских интеллигентов, насмотревшись телепередачи про поисковую экспедицию, решают ни с того ни с сего заблудиться в тайге. Жажда приключений, желание проверить себя — или хитро вывернутое деструктивное поведение? Это какая-то неестественная легкомысленность, индифферентный фатализм — они допускают, что вряд ли переживут встречу с медведем, но не берут с собой ружья, дело происходит на самом краю лета, но они отказываются от теплой одежды — и в целом подходят к экипировке исходя из роли заблудившихся грибников — ну вот разве часто у заблудившихся в лесу оказывается с собой больше коробка спичек? Тем и ограничиваются. Разве что один из троих, попрактичнее, берет кусок полиэтилена — и это, пожалуй, самый главный предмет их таежной роскоши. Они петляют до тех пор, пока все трое не потеряют ориентацию в пространстве — и тогда понимают, что событие началось. И что это будет не самое приятное и не самое короткое событие. Зато в нем будет очень много тайги.
3. А. Макаренко. «Педагогическая поэма». Макаренко, конечно, был у нас в списке маст-рид, когда я училась в Герцовнике. Но, бросив институт на втором курсе, я до этого пункта в списке добраться не успела — зато нагоняю сейчас, спустя десятилетие. И да, это действительно очень ценно. «Педагогическая поэма» рассказывает о жизни детской колонии для несовершеннолетних, созданной в 1920-е годы, о настоящей педагогической практике, когда весь опыт приобретался с нуля, когда сопротивление человеческого материла было крайне высоко, а никакой готовой теоретической базы к ленивым, хамоватым, необразованным и вороватым жильцам свежеоткрытой колонии приложить было невозможно — и поэтому Макаренко не оставалось ничего, кроме как малыми шагами, пробами и ошибками разбираться в подходе к этим трудным ребятам. И победы его были очень значительны. Это история того, как формируется трудовое общество, как в человеке растет ответственность, как сильно меняются люди, когда им находится дело. Конечно, не все — но Макаренко и не пишет о коммуне как о становящемся послушным стаде, он внимательно приглядывается к каждому колонисту, рассказывает его историю — но только с момента попадания в колонию, он принципиально не читал личных дел, чтобы не смешивать былые проступки своих воспитанников и то, что они творили до того как оказаться под его опекой, с их путем становления с колонии имени Горького. Конечно, его метод не одобрялся вышестоящими инстанциями, конечно, годы были тяжелы и голодны, — но в этих трудностях ковались личности.
4. «Когда закончилась нефть». Довольно посредственный сборник дюжины не самых известных писателей, объединенный одной темой: представьте мир после того, как в недрах земли исчерпалась нефть. Что станет с цивилизацией, с человечеством, где мы все окажемся? Тема отличная, но талантливо отыграть ее удалось далеко не всем участникам.
5. Л. Данилкин. «Клудж». О, я так теперь люблю Данилкина! Это российский журналист, писатель и литературный критик, который собрал под обложкой «Клуджа» пару дюжин своих эссе — преимущественно очерки о путешествиях и статьи о писателях, живых — например, Алексее Иванове, к которому Данилкин ездил в Пермь, и Перрепштейне, с которым они тусили в Симеизе, — и мертвых. Его тексты — замечательно яркие, остро- и просто умные. Вдохновившись его привлекательным слогом, я хотела еще «Пантократора солнечных пылинок» прочесть, но не успела, уж очень Ленин толст!
6. Д. Быков, И. Лукьянова. «В мире животиков». Сдается мне, эта книга родилась из приятного трепа между Дмитрием Быковым и Ириной Луькяновой, его женой. Я думаю, нам всем не раз приходилось, болтая, создавать каких-то забавных существ, наделять их характерами, хвостами и выражением мордочек — но кому хватило потом целеустремленности на то, чтобы получившегося зверька поймать, посадить в клетку (не навсегда!) — изучить еще тщательнее и зафиксировать результаты исследования? (а потом уж выпустить на волю.) А они вот — собрали целый бестиарий. Все их зверушки а) милы; б) симпатичны; в) всем нам знакомы. Зверь-стрелочник, на которого валят все беды, рыба-интеллигент, мутящая воду, толстосум среднерусский, копуша и вонюкла. Как указано в предисловии, это детская книга для взрослых и взрослая книга для детей. Так и есть!
7. Д. Лондон. «Сила сильных». Еще я никогда не читала Джека Лондона (вот, все-таки мой эксперимент с чтением по цветам приносит свои плоды! Я бы, может, никогда и не взяла его, но в ситуации, когда до конца месяца еще больше недели, а интересные красные книжки кончились, приходится идти добывать новые), считала его слишком серьезным и мрачным автором, а оказалось, что все совсем даже не так. Он очень ироничен, особенно в заглавном рассказе, где глава первобытного племени рассказывает юным человеческим детенышам о зарождении первой власти и экономики: очень просто и ясно объясняя механизмы и в то же время очень лихо демонстрируя беды, к которым эти механизмы приводят. Напомнило «Кроликов и удавов» Искандера, а эта книга в свое время едва не свела меня с ума, отправив сознание в спиральный трип «хорошо-но плохо-но хорошо-но плохо». Остальные рассказы Лондона тоже не оставили скучать: он пишет про моряков и рабочих, про сумасшедшего ученого и про богачей, оказывающихся беспомощными в забастовке, про женщину, которая называла все своих сыновей одним и тем же именем, за что все ее прокляли... Очень интересно. Посоветуйте, что у Лондона почитать еще?
8. Л. Толстой. «Анна Каренина». И еще одна дань красному цвету — «Анна Каренина», которую, признаться, я так и не прочла в школе — хотя сочинения писала на отлично, но мне всегда для этого было достаточно переосмысления критических статей. Ожидала, что сейчас передо мной раскроется все величие Толстого и я пойму, как была неправа… И, извините, не вышло. Любовный роман, в котором можно лишь следить за тем, кто с кем — и насколько истерически он гнобит себя при этом. «Ах я гадкая, падшая, пропащая, ужасная, ужасная я!». Все время хочется, чтобы они занялись хоть чем-то еще, кроме выяснения страстей. Но. Очень понравились слова, которыми Анну сбивает поезд.
9. И. Баранько. «Орда». И, в последний день месяца, комикс. Из тех странных комиксов, которые стоят особняком, не растворяются в стереотипической массе супергеройских. Это адский психодел, в котором замешаны: диктатура, буддизм, Чернобыль, патриарх, монгольское иго, галлюциногены, спецслужбы, дервиши, Небесная Ичкерия, канонизированный Ленин и некий писатель-фантаст в качестве безумного главы государства. Крышу рвет! От сюра — и от восторга.