Хорошо написал, бестия! Большой талант – чужие мысли излагает так, как будто он с ними родился!.. Да, недаром из полка его прогнали за шулерство
Максим Горький
«Русский царь»
Максим Горький
«Русский царь»
Я это сделал.
Проглотил «Донские рассказы».
Чудесно и страшно.
Советская власть не понимала, что делала, когда дозволяла их печатать...
Прикончил «Тихий Дон».
Мощный роман. Могучее полотно...
Даже удивительно, что «Война и мир», например, на слуху, а это... Виноват, конечно, политически ангажированный строй – там ведь все, и красные в особенности, без прикрас. Мягко выражаясь.
Как вообще пропустили, не приложу ума...
Милитаристам всех мастей – strongly recommended.
В этих книгах всё, что нужно знать о войне.
Весь ужас войны со своими, который на диване и представить невозможно.
На этом фоне как-то отошел на третий план вопрос, занимавший меня много лет – об авторстве, со всеми научными исследованиями и конспирологическими теориями о Шолохове-плагиаторе.
Я почитывал публикации, изучал хитрую казацкую рожу на портретах – не вызывающую, прямо скажу, уверенности в могучем интеллекте... Баловался, словом, а почитать как-то не удосуживался.
Но вот – свершилось.
Итак, ознакомившись с первоисточниками, заявляю: могло быть всё.
То есть, очевидно: рассказы и роман стилистически различны и технически неравноценны. Однако, корень этого – в требованиях формы.
Длинная и короткая прозы и построены неодинаково, и решают принципиально разные задачи. По выражению Веллера, это линкор и торпедный катер. У первого и вооружение, и броня, и стратегическая мощь, заточенные на страшные глубины и гигантские пространства. Зато второй с мелкой осадкой и маневренностью легко шныряет среди малых островков и проникает в тонкие проливы, первому просто недоступные.
По-разному устроены и писатели – универсальных нет. Либо ты Федор Михалыч – либо Антон Палыч. А ежели, как Николай Васильич, рожденный для малых форм, берешься за условные «Мертвые души», то и получается, по правде, набор анекдотов, коий и романом-то не называешь, разве что поэмой, а второй том и вовсе принимаешь за лучшее сжечь...
Вот Михал Михалыч – единственный ныне живущий гений (Виктору Олегычу сто́ит еще чуть дорасти) – говорит: у меня короткое дыхание. Это честная оценка реальности. А универсальность таланта означает невысокую планку этого самого таланта...
Вернемся теперь к Михал Алексанычу.
Прочитав пронзительные рассказы и грандиозный роман, склоняюсь все же к тому, что авторы у них разные. По крайней мере, одно из двух писалось с использованием чужих рукописей методом экстремального редактирования. Или, чем не шутит черт, всё это вообще негритянский литпроект, созданный Партией и Правительством для завоевания Нобелевской премии.
Думаю – гнида он всё-таки. Чую подвох...
Но.
Мне грязное белье перестало быть интересным. Точнее сказать – перешло в сугубо развлекательную ни на что не влияющую плоскость.
При всей моей гражданской щепетильности в вопросах копирайта/лефта – я Шолохову просто благодарен.
Такая, знать, судьба: тексты получили эту фамилию.
С точки зрения Мировой Революции сие не имеет никакого значения.
А отрешившись, наконец, от этой возни, замечу напоследок.
Из шести наших русскоязычных Нобелевских лауреатов по литературе Михаил Александрович Шолохов – достойнейший.
С большим отрывом, между прочим.