«Учение Маркса всесильно, потому что оно верно» (В. И. Ленин).
«Марксизм пережил себя как идеология, и превратился в одну из выдающихся социальных теорий, существующих наряду с другими, также выдающимися социальными учениями, которые, взаимодействуя друг с другом, всё более адекватно постигают современную эпоху». (С.). (Т. И. Ойзерман).
Почему люди продолжают обращаться к творческому наследию Карла Маркса? Отчасти, я уверен, это следствие его мифологизации в общественном сознании, придание его трудам сакрального статуса, как несущим ответы на глобальные вопросы современности.
Но это только с одной, массовой стороны. К Марксу обращаются и весьма образованные люди. Почему так? Мне кажется, что у марксизма в его «очищенном виде» есть одна позитивная идея: материалистическое понимание истории в его новом, социальном аспекте. Конечно, с огромными поправками, с существенными оговорками, но влияние экономических и бытовых отношений на общество признано всеми историками, социологами, психологами и иными представителями наук о человеке. Конечно, совершенно не обязательно, что эти идеи были инспирированы именно марксизмом, ведь не только в его рамках высказывались подобные идеи, но, так или иначе, многие попадали хотя бы под косвенное влияние этого учения, осмысливали его и пытались найти аргументы pro et contra. С этой точки зрения влияние немецкого философа колоссально, и поставить его в один ряд с Платоном и Аристотелем, Кантом и Гегелем вполне оправдано. Второе – это гуманистическая составляющая трудов Маркса, сочувствие и человечность по отношению к угнетённым. Эта сторона марксизма так впечатлила, например, Карла Поппера, что он попытался «оторвать» Маркса от социализма, и записать его в свои соратники по теории «open society».
В любом случае, осмысление марксизма, оценка его подлинного содержания и, самое главное, впитывание живых идей и его преодоление – необходимая, мне кажется, ступень современной гуманитарной науки. Начинать, конечно, нужно с очищения Маркса от наслоений мифологем, и попытаться понять, что в его работах реально есть, а чего – нет. Для этого необходимо анализировать его работы, исходя из их внутренней логики, на следующем уровне – изучать контексты его жизни, общественные и философские, и укоренение идей Маркса в его времени и социо-культурном поле.
Мне интересны идеи марксизма, именно поэтому я читаю и самого отца-основателя, и его исследователей, поскольку его идеи бродят в обществе, в отличие от пресловутого «призрака коммунизма». Перередактированная классическая книга Теодора Ойзермана «Возникновение марксизма» настроила меня на позитивный лад, и я решил вновь ознакомится с трудами отечественных марксистов, желая найти там адекватный взгляд на это учение, его генезис и дальнейшую судьбу. Одна из активных школ марксистской философии – Уральская, и мой взор упал на книгу молодого учёного Петра Кондрашова, под названием «Онтологические структуры историчности», подзаглавие которой обещало многое: «Философия истории Карла Маркса». Думал: вот интересная, и, самое главное, компетентная книга…
Я, само собой, жестоко ошибся, но обо всём по порядку.
Петр Кондрашов, доктор философских наук, сотрудник кафедры Истории философии, ученик ведущего философа-марксиста Константина Любутина. Именно под тёплым крылом «Уральской школы» создалась «теория марксистской повседневности», в рамках которой и работает наш автор, ей же он посвятил свою кандидатскую. А в своей докторской, которую я держу в руках, он замахнулся на истолкование всей философии истории Маркса, и доказать её непреходящую гениальность и ценность.
Какова же изначальная концепция? Она достаточно проста. Современный интерес к марксизму вызван тем, что это «единственная научная концепция исследования социально-исторического процесса», и это единственная теория, направленное на «изменение мира» на своей основе в отличие от «большинства» остальных теорий («либерального, консервативного и социалистического толка…»). Но вот незадача: склонить голову перед марксовой безупречностью нам мешает тот факт, что «Маркс так не оставил чётко и ясно изложенной философской системы», и, следовательно, разница в его интерпретациях позволяет нести антимарксистам и неправильным марксистам всякую «марксомерзкую» ахинею. Итак, опорные установки: А. Маркса не читают и не понимают, постоянно приписывая ему чуждые идеи (отчасти это так); Б. Дилеммы «двух Марксов» (раннего и позднего) не существует, поскольку представляет собой единую систему «учения о сущности человека (praxis), из которой развёртывается социально-экономическое бытие, функционирующее в соответствии с определёнными закономерностями…»; В. Выделяем три составляющие марксистской философии: «философской антропологии, социальной философии и философии истории».
Как же быть, как вывести наружу Истину? Г-н Кондрашов предлагает «читать и изучать тексты самого Маркса», то есть – «текстологический анализ» в «внутренней непрерывности» его философских изысканий». Прекрасно! Этого я ждал, хоть кто-то начнёт извлекать наружу внутреннюю логику Маркса…
А вот дальше… Дальше уже... Попробую расписать подробнее, что же мне, мягко говоря не глянулось…
1. Текстологический анализ Маркса. Знаете, что самое смешное? Его нет. Ну вот нет, и всё. Автор анализирует прежде всего историографию, которая, по всей видимости, «имплицитно» вобрала в себя лучшее от учение Маркса, но, опять же, лишь его «дополнила». А как выглядит, собственно, работа с самим Марксом? Очень просто. Страницы две автор расписывает некую логическую конструкцию, а потом хлёстко «подтверждает» свои собственные измышления подходящей цитатой из Первоисточника. Bingo! Оказывается, г-н Кондрашов пользуется тем самым «вульгарным методом» выдёргивания цитат и грубого начётничества, в коем он обвиняет всех, кого только можно. Когда я писал диссертацию, мой научрук, Нина Ивановна Девятайкина, на полях черновика в нужных местах писала, глубоко вдавливая ручку: «Где анализ»? К этому я добавил ещё сокращение «Г.М.» - «Где Маркс?». Фразы «Где анализ?» и «Где Маркс?» испещряют весь экземпляр книги г-на Кондрашова, который лежит перед моими глазами, поскольку с цитатами автор обращается весьма и весьма вольно, не удосуживая себя доказательствами своих сентенций. В общем, здесь есть представление г-на Кондрашёва о философии Маркса, сам он здесь лишь смиренно кивает величавым сентенциям своего адепта. Между тем каждая работа Маркса имеет свою внутреннюю логику, и любое «цитатничество» неизбежно его исказит. Г-н Кондрашов умело конструирует воздушный замок из констатных сентенций и подходящих цитат, то есть она вновь лишь «имплицитно» содержится в творчестве философа. Знаете, это мне напоминает спекуляции по поводу Михайло Ломоносова и его открытия «закона сохранения энергии», как его доказывали цитатой из письма…
2. Как и любому живому человеку, мыслителю, Марксу были присущи противоречия, непрописанность и слабая доказуемость многих положений, да и просто излишне абстрактные сентенции. Однако на страницах книги г-на Кондрашова любая абстракция и недосказанность толкуется как бесконечная по своему творческому потенциалу бездна смысла, превращаясь тем самым в схоластику. Из туманных фраз можно вывести истоки «философии жизни», «структурализма», «неотомизма», «неокантианства», «феноменологии» и всего, что угодно, зависит от логического толкования. Если предположение логически доказуемо, значит оно верно. Если оно верно, значит, существует по факту. Если существует, то действует. А если предположение действует, значит всё, что его критикует, неверно и «необоснованно», а всё, что соприкасается, из него исходит. Чем не безупречная логика? Хрен поспоришь. А противоречия? Это не противоречия, диалектика же! Единство противоположностей, прости Господи… Впрочем, это уже шутка. Конечно, у исследователя должна быть изначальная позиция, но речь-то идёт о более конкретных вещах!
3. Теория марксистской «онтологии повседневности». Конечно, все, кто читал «Das Kapital», помнят восьмую главу «Рабочий день», которая остаётся одним из самых ярких и эмоциональных фрагментов во всём этом выдающемся труде. Однако насколько «теория повседневности», описанная автором, была прописана в творчестве самого Маркса? Впрочем, сама теория «марксистской повседневности» вполне заслуживает внимания, но по ней уже есть соответствующая книга Любутина («Диалектика повседневности: методологический подход»), и ряд работ самого Кондрашова, но уже как явление «постсоветского неомарксизма». Вот их я бы порекомендовал для ознакомления.
4. Видимо, принцип «плюрализма» в изучении истории философии г-ну Кондрашову незнаком. Маркс выглядит эдаким гигантом на общем поле историософии, все остальные философы на протяжении нескольких тысячелетий путаются у него под ногами как малые несмышлёныши. Великие философы (впрочем, недостаточно великие) были до Маркса, после него были только, по сути, его последователи (как в исламе, после Пророка могут быть только праведные халифы), поскольку и Хайдеггер, и Гадамер, и Риккерт с Виндельбандтом и Вебером, и все прочие «послёдыши» не сказали ничего того, что в «имплицитной» форме не содержится у Маркса… Г-н Кондрашов полностью выдернул своего кумира из контекста эпохи, не показав ничего из того, что влияло на его воззрения в разные годы, не показывая атмосферу мысли, в которой зрел марксизм. Мне всегда казалось, что своему прорыву Маркс обязан союзу логической методологии немецкой классической философии в его гегельянской форме и критически осмысленной классической политэкономии. Но об экономической мысли у автора нет ни слова! Такое чувство, будто сам подход Маркса возник едва ли не с нуля, и не имел предшественников. Этот метод, кстати, оправдан и «диалектическим» подходом, которыё здесь внезапно оказывается на втором плане.
5. Когда автор говорит о «стадийности» общественных формаций (ТОФ), особенно ярко видно вырывание материала из контекста. Во первых, давным-давно вышла книга Василия Илюшечкина по этой теме, и автору не мешало бы посмотреть хотя бы её, в ней синолог вполне внятно перебросил «канаты» между марксовой ТОФ и предшествующей общественной мыслью, показав эту теорию в исторической перспективе. Нашему же автору очень помогает то, что у Маркса нет чётко сформированного понятия ТОФ, и он вполне способен конструировать свою мысль так, как ему угодно, в силу описанной выше закономерности. Невнятные слова по поводу того, что «сам Маркс выступал против такого бездумного схематизма», конечно, не получают своего доказательства, даже путём подборки нужно цитаты, видимо, всё же недостаточно материала в ПСС для обоснования… Стоит ли говорить, что вся теория ТОФ конструируется г-н Кондрашовым практически исключительно через историографию? Непрописанность этой темы у самого Маркса заставляет искать «костыли»…
6. Однако такая диалектическая игра со смыслами была бы вполне в рамках философского метода, в конечном счёте, для философа главное – абстрактная логика, а не эмпирика. Но в последних главах автор пошёл на воистину страшное – он начал рассуждать о реальной истории. Всё ничего, когда автор рассуждает о повседневной средневекового крестьянина, здесь он списывает с научно-популярных книг Дефурно, с использованием сочинений Пастуро, Ле Гоффа и Люшера, правда, слабо вникая в общий подход авторов к истории Средневековья, но это ещё простительно. Другое дело, что большая часть сентенций автора крайне поверхностна, рассуждения о природе феодальной собственности – дилетантские (хоть посмотрел бы 3-й том «Das Kapital»!). Но вот когда г-н Кондрашов начинает рассуждать о первобытном обществе… Тушите свет. Конечно, автор чувствует, что от «бесклассового» общества до «доклассового» даже не один, а полшага, и начинает слегка, мягко говоря, спекулировать. Вслед за вульгарными марксистами, г-н Кондрашов считает частную собственность исключительно орудием отчуждения и эксплуатации, а коллективизм – воплощением свободы развития индивидуальности (здесь логика начинает выписывать мёртвые петли…). Отчего так? Оказывается, «отсутствует феномен идеологической иллюзорности, связанной с классовым положением индивида в структуре общества». Принадлежность к коллективу (в самом утилитарном смысле) здесь автором учитывается весьма своеобразным способом, я бы сказал, противоположным. Продолжая свои удивительные рассуждения о первобытной социологии, г-н Кондрашов пишет: «основной способ человеческого бытия детерминирует… отношения, которые характеризуются сотрудничеством и практикой всеобщего распределения…». С сотрудничеством всё понятно, не спорим а что у нас с «распределением»? Основой этого общества автор считает «стремление к максимально безвозмездному отчуждению благ от себя в пользу другого…», то есть дарообмен. На основе этого, считает г-н Кондрашов, общество скреплялось «нормами морали», и солидарность вытесняла эгоизм и лидерство, а регуляция происходила через совесть. Но вот незадача: почему автор не ссылается на исследования по антропологии, этнографии и социологии, которые изучали эти формы коммуникации, где Мосс, Леви-Стросс, Леви-Брюль, Крёбер, и прочие? Автор пользуется в основном работами Владимира Кабо и Юрия Семёнова, это ещё ладно, но вот главную концепцию он строит вокруг идей такого выдающегося специалиста по первобытной истории, как Эрих Фромм. Так почему же г–н Кондрашов игнорирует труды антропологов? Ответ находится, несколько косвенно, но находится – оказывается, «в современной палеонтологической антропологии и истории доминирует взгляд, согласно которому первобытные охотники были агрессивными садистами (!), убивавшими животных на охоте ради удовольствия (!)…». Вот так уральский философ попал в ряды «фоменковцев», использовав аргументацию в стиле «учёные всё врут»… Во первых, где он нашёл таких архаичных антропологов, как раз большая часть из них пытается даже человеческие жертвоприношения записать в «культурные особенности», а не кровожадные ритуалы (в принципе, наверное, это так и есть), а во вторых, как он это доказывает? А никак. Коллективизм же, и по другому быть не может, ибо моральные скрепы… и так далее. Особенно мне понравилась аргументация по поводу отсутствия воин (читай – вообще насилия, ведь колл… вы поняли, да?) – «в наскальной живописи отсутствуют сюжеты на тему сражений между людьми». Мой знакомый археолог долго хохотал над этой фразой, приведя в пример и Испанский Левант, и петроглифы Карелии, и ещё множество интересных примеров… В общем, не первобытное общество, а золотой век. Но это только один вопрос. Автор не имеет ни малейшего представления о теории «социальной эволюции» и «коллективных действий», которые описываю как раз таки самоорганизацию общин вне привычных структур, и как в этом плане, например, организация хуторских хозяйств древних германцев или холдов норвежских бондов отличается от описанного автором «золотого века», хотя и существовало, по сути, в «классовом» обществе? А на самом деле, это не смешно – взгляды философа в данном вопросе, я бы сказал, агрессивно антиисторичны. Кстати, читаем «Повелителя мух…». А вопрос всё то же самый: где в этом случае Маркс, каков его взгляд? Ответа нет, автор сей вопрос проигнорировал. Он ему не интересен, и от «первоисточника» он капитально оторвался.
7. …И отсюда исходит («имплицитно»…) весьма интересный вывод – коллективизм является главным гарантом и воплощением свободы индивида, тогда как индивидуализм является заведомым рабством. Автор пишет: «в условиях частной собственности… нормальность свободы извращается: рабочий осуществляет свою деятельность… фактически только для удовлетворения физических потребностей, то есть его деятельность формально и по содержанию оказывается тождественной жизнедеятельностью животного…». А для чего работал человек в Золотом веке первобытности, и что он будет делать в будущем светлом коллективизме? Сколько дармоедов будет обслуживать один, работающий «для удовольствия»? Смехотворны выводы автора и касательно «анонимности производителя и потребителя», что, по словам г-на Кондрашова, приводит к «равнодушию, безразличию». Извините, для того и придуман товарный рынок, чтобы обмениваться товарами и услугами за эквивалентную стоимость, не кажется ли, что человеческие взаимоотношения находятся несколько на ином уровне бытия? Тем паче, что одно другому совсем не мешает, что наглядно демонстрируют квакерские общины. Отсюда исходит и ненависть автора к мифическому «либерализму» (он совершенно не поясняет системы взглядов, которая под этим понятием скрывается, имея в виду абстрактную идеологию «капитализма» и «отчуждения личности», оставляя её составляющие за кадром…). Такие либеральные идеи, как «личное пространство», «свободе выбора», и идеи выхода на конкурентный «рынок» со своими идеями или производством он не озвучивает вовсе. Причём я не думаю, что это нарочитое замалчивание – автор просто явно не читает ничего, кроме марксистов, его иные системы взглядов не интересуют.
Так какой же вывод?
Я себе позволю наблюдения личного характера. Я сам историк, но знаю и немало философов. Что характерно для многих из них, хотя и далеко не для всех? Огромное самомнение и презрительное отношение ко всем, кто не придерживается их системы взглядов, резкое неприятие инакомыслия. Именно полное отражение подобного мировоззрения я вижу сквозь текст Кондрашова. Есть марксизм – и автор ничего не воспринимает, кроме него. Это светоч истины. Вся его критика – «вульгарная» и «необоснованная», и другой быть не может по определению, поскольку «учение верно», и никто, кроме марксистов уральской школы не имеет монополии на толкование Великого Пророка. В основном книга состоит из восторженных пассажей («если превратно истолкованный Маркс оказал величайшее (любимое слово г-на Кондрашова) влияние на XX в., то какое же громаднейшее… влияние окажут его, но уже адекватно понятые, идеи на век нынешний?»), либо пассажей возмущённых («невозможно циничнее и грубее извратить основополагающую мысль Маркса…» (стандартная характеристика всех немарксистов и большей части марксистов)). Впрочем, про критику Маркса можно было бы и вовсе не говорить – с точки зрения философа, она не достойна ни толкования, ни пояснения, ни, судя по всему, чтения, поскольку свои пассажи по поводу «извращений» он, как правило не комментирует, а редкие примеры вырваны из контекста (например, это касается Поппера).
Однако, как мы выяснили, и такой выдающийся представитель сей школы, как Петр Николаевич Кондрашов, занимается, по сути, той же самой схоластикой, и точно так же придаёт Марксу смыслы, а не пытается заниматься текстологическим и историографическим анализом работ выдающегося социального философа. Всё его исследование – это просто жонглирование смыслами, диалектические выкрутасы, подменившие под собой изучение текстов. Приведу ироничную цитату из диссертации Сергея Криха по поводу марксистов: «Экономика – основа общественной жизни, но чтобы читатель не решил, что марксизм не обращает внимания на специфику надстройки, автор укажет ему на то письмо Энгельса, в котором сказано об обратном влиянии надстройки на базис; если читателю покажется, что марксизм принижает значение личности, то автор вспомнит «Парижские рукописи» раннего Маркса и добавит, что разрыва между «ранним» и «поздним» Марксом не было. Бердяев отошёл от марксизма, потому что не читал всего Маркса, Вебер старался спорить с Марксом, но в итоге лишь дополнил его. Наконец, «Маркс тоже не был особенно ортодоксальным марксистом»…
В общем, Маркс ждёт своего настоящего исследователя. Найдётся таковой, по всей видимости, нескоро…