Вообще роман её - до наглости скверно написанный, набитый, как коммунальная кухня, под завязку неразличимыми, аморфными, с внятной докучностью и бессмысленностью занимающими романную жилплощадь персонажами, вязкий, липкий, паточный, сопливо-розовый, увешанный, как ёлка из магазинчика смешного ужаса, растерявшей блёстку идеологической символикой, винтажностью опоздавшей на поколение, а нафталинностью - на два, ибо редко кто сейчас шевельнётся сердцем и мозговой извилиной от звуков "Hey Jude" и типажном раскладе персонажной четвёрки "под Биттлов" - как будто специально дразнит борцов с диктатом политкорректности. В нём всего с перехлёстом: позитивной дискриминации на рабочем месте по признакам расы и сексуальной ориентации, одноногих лесбиянок, трансгендеров, профессиональных негров, педерастов, сделавших педерастию главным атрибутом собственной личностной идентификации, инвалидов разной степени тяжести и родственной ненужности, совриска, инсталляций из фондю и человеческих волос, застывших макарон и пластиковых пакетов, а также гор разлагающихся фруктов, превращаемых в искусство голодными мухами, смузийных, митболльных, сырничных, волонтёрства, юридического хищничества и самозабвенного, самоцельного стремления креативно самореализоваться, поскольку иначе и жить не стоит. В "Маленькой жизни" умирают в мучениях редких генетических заболеваний и прогрессирующих инвалидностей все немногочисленные, в романной вселенной нормально рожденные, а не найденные младенцами в мусорных бачках дети. В ней нет ни одной гетеросексуальной любовной, а не служебной пары. Из выхолощенной её атмосферы, из этого неживого, стерильного, наскучившего уже и сексом Нью-Йорка, хочется вынырнуть поскорее в собственное жилыми ароматами одушевленное сейчас.
И тем не менее "Маленькая жизнь" завораживает. Она похожа на церковь Санта Мария делла Салюте в Венеции, на которой во время реставраций вешают табличку "Осторожно! Падающие ангелы!" Потому что из романа они падают, эти ангелы - больные, растерзанные, с перебитыми-поломанными крыльями, но настоящие ангелы. Имеющие дар сочувствия к тому, кого сладострастно мучили, пользовали оралом и аналом, сутенерски продавали, обесценивали, били, а потом за то именно, что не невинен, что поруган - топтали, глумились, калечили, отменяли. К тому, кто противен уже своему читателю невыносимостью своих страданий, невыносимостью мира, в котором возможны такие страдания. К тому, кто сохранил достоинство ненавязчивости. К единственному возможному сейчас типу святого.
