О том, насколько это утверждение обосновано, любой желающий может получить представление, если купит и прочитает новую, уже третью по счёту книгу Ольги Гренец — сборник рассказов под названием «Хлоп-страна», недавно выпущенный московским издательством «Время». Если же потенциальный читатель пока пребывает в раздумьях, быть может. данная рецензия поможет ему определиться и сделать правильный выбор.
* * *
Отчего-то так произошло — исторически, — что в российской литературе жанр рассказа считается несолидным, второстепенным. Отечественная литература знаменита романистами. Эталон жанра — «Война и мир», важнейшие образцы — «Братья Карамазовы», «Жизнь и судьба», трёхтомная сага о жизни и необычайных приключениях солдата Ивана Чонкина и другая сага — «Московская», сочинённая автором, начинавшим свою писательскую карьеру, однако, с рассказов — достаточно вспомнить «Асфальтовые дороги» и «Завтраки 43-го года». Да и если бы один только Василий Аксёнов. Кто только из виднейших представителей российской литературы второй половины прошлого века не обращался к этому «несерьёзному» жанру — от Виктора Некрасова и Анатолия Гладилина до Георгия Владимова и Анатолия Кузнецова. А Юрий Казаков ничего другого вообще не писал — одни только рассказы. И какие.
Вот и современные писатели, делающие первые шаги на избранном пути, чаще всего начинают именно с этой условной «малой формы» — с рассказа. Ольга Гренец здесь — не исключение, а пример, подтверждающий правило. Правило же состоит в том, что сочинить хороший рассказ гораздо труднее, чем средний роман, не говоря уже о таком специфическом, ни одной иной национальной литературе не присущем жанре, как «повесть». А всё потому, что, как говаривал общепризнанный мастер короткого рассказа Сергей Довлатов: «Роман пишется ради первой фразы, рассказ — ради последней. И если эта последняя фраза не западает вам в память после того как вы закрыли прочитанную книгу, — считайте, что вы зря потратили на неё время». Это утверждение — очень жёсткий критерий. Далеко не все публикуемые рассказы ему соответствуют. Но те, которые соответствуют, — действительно запоминаются надолго. Есть такие рассказы и в новой книге Ольги Гренец. Это — «Сказочный улов», «Дыра», «Любовь и волосы», «Чужие лица» и особенно «Как опознать русского шпиона» и «Погода в Дублине». Два последних принадлежат к числу лучших в книге, а всего в ней рассказов — тридцать восемь. Так что есть, из чего выбирать. Также весьма хорош рассказ «Прощай, Крым». Он стоит несколько особняком, как-то явно выделается на фоне прочих рассказов книги «Хлоп-страна». Быть может, тому причиной его сюжет, а быть может, особый лексический стой текста, образовавшийся в результате кропотливой совместной работы автора и переводчика. О том, как это происходило, Ольга Гренец рассказала в интервью, данном петербургскому журналисту Сергею Князеву которое в ближайшем будущем появится в печати:
«Больше всего с переводчиком мы работали над рассказом “Прощай, Крым”. Там, чтобы передать ощущение движения, потребовалось много усилий, над переводом этого рассказа мама работала, мы с нею много по этому поводу беседовали. Рассказ написан по-английски, по-русски многое из того, что было в оригинале на английском, — не работало, казалось и выглядело искусственным. Молодая женщина путешествует со случайными попутчиками и становится жертвой изнасилования. Меняется ли героиня? Мне кажется, что нет. С ней много чего происходит в небольшой промежуток времени, но психологически она не успевает отстраниться от этого, отрефлексировать это, и значит, измениться».
Упоминание в ходе интервью о том, что персонаж рассказа обязан по ходу развития его сюжета как-то меняться, чтобы читателю не было скучно следить за его перемещением во времени и пространстве внутри текста, — широко распространено в современной мировой литературе. Особенно в литературе американской. Ольга Гренец, учившаяся писательскому ремеслу уже после переезда через океан, признаёт, что данная установка навязывается начинающим американским литераторам их наставниками:
«Об этом говорили на всех курсах литературного мастерства, где я занималась: “Герой должен измениться! Герой должен измениться!” Когда это звучит как догма, во мне оживает провокаторская жилка, и сразу хочется написать против правил. Что требуется от текста? Чтобы читателю было интересно. А если сделать сюжет динамичным, а героя, наоборот, статичным? Что получится?»
Вопрос, заданный писательницей самой себе, риторическим не выглядит. Скорее, он является вопросом, на который она стремится дать ответ в своих произведениях. И здесь вспоминается та самая ассоциация, которую приводит она сама. — с рассказами Антона Чехова. Чехов — общепризнанный мастер рассказа. Почти все его рассказы строятся на чисто бытовых сюжетах, будь то юмористические зарисовки наподобие «Лошадиной фамилии» и «Средства от запоя», или полные трагизма и скорби по так называемому «маленькому человеку» «Каштанка» или «Палата № 6». Разумеется, я не сравниваю Ольгу Гренец с Антоном Чеховым — подобное сравнение было бы неэтичным, — но нельзя исключить предположения, что если бы Чехов жил в наше время и не в России, а в Америке, его занимали бы примерно такие же сюжеты, какие разрабатывает в своём творчестве эта американская писательница русского происхождения.
* * *
Самое важное в жанре рассказа — не последняя фраза, как это утверждал писатель Довлатов. Самое в нём важное — то, от какого лица — первого или второго — он написан. При этом рассказ , написанный от первого лица, всегда выигрывает при первом с ним ознакомлении, в отличие от рассказа, написанного от лица второго. Проще говоря: личное местоимение «я» вызывает у читателя гораздо больше доверия — и, как следствие, эмоционального сопереживания — к персонажу рассказа, чем местоимения «он», «она» или «они». так уж устроена человеческая психика, и поделать с этим решительно ничего невозможно. И писатели это знают.
В рассказах Ольги Гренец истории излагаются от все местоимений. От первого лица — почти всегда женского (за исключением рассказа «Мой отец — террорист?», написанного от лица молодого израильтянина Евгения, выходца из СССР, пребывающего в конфликте со своим пожилым отцом, которого он презирает за никчёмность и алкоголизм, не догадываясь до поры до времени о героическом прошлом своего родителя в деле борьбы советских евреев за право беспрепятственного выезда на историческую родину). Он лица второго — самых разных персонажей, в основном американок всех возрастов, профессий и степени материального благосостояния. Есть и рассказы, написанные от множественного числа — «мы», подразумевающего взгляд на окружающий мир одними глазами его и её — супругов, возлюбленных, партнёров по жизни (таковы рассказы «Новогодняя традиция», «Тоска» и «Недовольству тут не место»), а также и вовсе некоей безымянной разношёрстной компании, непонятно из кого состоящей и чьими глазами на мир взирающей (рассказ «В облаке»). Это довольно непривычно, поскольку ломает читательские стереотипы восприятия. Но из этого не следует, что так писать — нельзя. Поскольку любые самозапреты и налагаемые на себя ограничения ни одному ещё писателю на пользу не шли. Включая всё того же Довлатова, на протяжении многих лет изнурявшего свой синтаксис жестокой установкой — писать так, чтобы каждое слово во фразе начиналось с разных букв.
* * *
Ольга Гренец — писательница молодая. Три её книги, вышедшие за десять лет, — знак того, что относится она к своему творчеству серьёзно и за так называемой «дешёвой популярностью» не гонится. А это — верный признак, что каждая её следующая книга будет заметнее предыдущей. Тем более что одними только рассказами она ограничиваться не намеревается. И говорит: «Я ищу тему, которая, надеюсь, разовьётся в роман».
Остаётся пожелать ей удачи. А читателям её новой книги рассказов — эмоциональной реакции, на которую рассчитывает автор. Они этого заслуживают.