Ангельчик - мой.
Роман "Ангел" британской писательницы с подозрительным (и настоящим) именем Элизабет Тейлор кому-то вне круга специалистов известен, конечно, лишь благодаря относительно недавней экранизации Франсуа Озона. А жаль. Потому что в сегменте женской англоязычной прозы первой половины двадцатого имя Тейлор по праву может занимать не просто одну из, но без оговорок первую строчку, выше Дафны Дюморье, выше Митчелл, Макаллоу, Лессинг, Мунро и прочих, и прочих, и прочих. В смысле точности психологических характеристик и умения улавливать малейшие колебания Zeitgeist'a она, как никто другой, наследует Эдит Уортон, в едкой, на предельную резкость настроенной оптике социального видения сближается - через годы, через расстоянья - с самой великой Остен.
"Ангел" в первый, кажется, раз в литературе подробно и самоцельно исследует феномен гораздо большей и широкой популярности у масс заведомо безвкусных, заведомо вторичных, заведомо перехлёстнутых симулякров об условно красивой (то есть в богатых интерьерах проходящей) жизни по сравнению с художественно качественными подлинниками.
Всех этих Раулей и Гастонов для проституток, горничных, грошовых продавщиц, с плащами и шпагами, кружевами и перьями на шляпах, мушками и кринолинами - а также обильной, густо, непереваримо и безграмотно замешанной историко-географической экзотикой, парчовыми махараджами, гондолами под алыми парусами, бриллиантами на охотничьих хлыстиках, многоэтажными замками на Лазурном берегу, охотами на носорогов из белоснежных, могучими руками кротких, эбеновых гигантов несомых паланкинов и на оленей-реликтов в непроходимых и опасных лесах графьёв несметно богатых, жестоких и мрачных, тяжело, на всю жизнь влюблённых в по последней моде одетую, золотоволосую (или как ночь черногривую) деву, которая любит бедного поэта, певца, менестреля с кудрями и лютней, проводящего ночи напролёт, серенадя под её балконом... Героиня, Анжелика Деверелл, девушка из самого сердца тоски и культурной тьмы нижних этажей британского среднего класса, по какому-то странному наитью открывает рецепт не писательского бессмертия, но его коммерческого успеха. Она просто живописует жизнь такой, какой она сама хотела бы её видеть, стряпает не литературный хлеб насущный, но жирно-сладкие десерты. И публика работниц, крутящихся, как белки в колесе физически тяжелых, скучных, отупляющих забот, ей рукоплещет и отдает полупенсовики за её книжонки. Покупая концентрированную мечту, билет в легко доступную, специально для их удовольствия возогнанную красивость - как опиум, как лауданум, как лакричные леденцы.
От прочих пишущих эксплуататоров низменности плебейских вкусов Анжелику Деверелл отличает то, что она сама почти верит в то, что создает на страницах. Став - по имени - Ангелом, писательница убеждается в своей силе преобразовывать реальность под себя, по своему произволу - и окончательно переселяется в свои бутафорские, выспренные, вопиюще безвкусные романы. Из Зазеркалья её не в состоянии извлечь даже война, выбросившая её литературную кондитерскую из поля читательских интересов. Стареющий Ангел доживает свой век в разрушающемся Раю (так называется её, вожделенное с детства, поместье), витая мыслями в эмпиреях известности, популярности и безмерной всеобщей любви. И тогда-то, нищая, полуголодная, в разъежающихся по швам платьях по моде своих двадцати лет, в первый раз становится она похожа на ту, кем быть она всю жизнь стремилась - на аристоратку, для которой всё, увы, прошло.