В романе Сомерсета Моэма «Бремя страстей человеческих» можно выделить много достоинств и ярких черт, и он до сих пор не стёрся из памяти потомков, до сих пор будоражит фантазию и воображение молодёжи и людей постарше, несмотря на то, что автор в своих юбилейных речах был уверен в обратном. Меня же сильно взволновал и удивил один образ. И это отнюдь не сам Филип, мыслям, поступкам и жизни которого и посвящён весь роман. Образ, который велик в своей неопредёленности и расплывчатости, подобно Фредерику Моро в «Воспитании чувств». Такое ощущение, будто Моэму при описании Филипа Кэри изменило его природное чутьё и умение лаконично обрисовывать своих персонажей, то ли потому, что персонаж автобиографичен, то ли из-за того, что писатель при его создании не был ограничен в объёме. И это сыграло, возможно, с ним злую шутку...
Это и не роковая любовь Филипа – Милдред. Я верю описанным чувствам. Верю любви, которая более проклятие, чем благословение. Верю чувству, подобно гарпуну, сидящему в сердце главного героя. И чувство это совершенно оправданно было выбрано Моэмом в качестве краеугольного камня романа, но я не верю в самого персонажа, не верю и не понимаю его притягательности. Даже через призму видения Филипа Милдред описывается как-то тускло, в них нет огня и чувства исключительности. Мучения и страдания изображаются гораздо более правдоподобно, чем страсть.
Образ же, которому я верю безоглядно, который в некотором смысле перерос сам роман, это художница Фанни Прайс. Сила этого образа сродни навязчивости ночных кошмаров. Это та боль, что остается даже тогда, когда стёрлась и позабылась самая суть событий. Мне кажется, некий тенденциозный и харизматичный мыслитель мог бы спокойно создать на основе образа Фанни Прайс новый сорт психоанализа, принимая во внимание терзающие его сильные и неконтролируемые чувства. Образ слегка карикатурен и неправдоподобен, что не самое обычное явление для Моэма, наверное, это должно подчеркивать юношеский характер воспоминаний Филипа.
Образ был создан воплощать сильную привязанность, сильное чувство, которое, пожалуй, находится в ожесточённом противоборстве с сознанием собственной ничтожности, неприглядности, ущербности. Безнадёжность этой страсти порождает страстное желание ее отрицать, и до предела усугублять конфликт приязни героя с собственной, на его взгляд, убожеством. Это усугубление конфликта выражается в нарочитом самоуничижении в духе Достоевского.
Фанни Прайс с одной стороны была показана очень скупо и у меня поневоле появились подозрения, что она человек очень простой, но страсти, чувства, терзавшие её показаны невероятно сильными, имеющими разрушительный, стихийный характер. Филип в итоге-то сумел побороть и свою страсть к Милдред, хотя и дал этому чувству разрастись до невероятных размеров, и своё желание быть художником, сумел побороть он и чувство стыда, придя всё-таки на ужин к Ательни. Неуступчивость и ультимативность характера Фанни Прайс и становится причиной ее смерти, и, по сути, нет никакой разницы, что это было самоубийство или же она умирает от голода. Неуступчивость характера Фанни Прайс выражалась и в её слепом желании быть художником, непоколебимом желании реализовать свой мнимый талант.
Думаю, не сделаю открытия, если скажу, что Фанни Прайс задумана двойником Филипа, в котором усилены были бы его качества, отдаляющие его от остальных людей. Очень характерным мне показались отношения Филипа с этим своим двойником. Они напоминают отношения Филипа со школьным другом – Розом, только теперь в роли Роза, простого, красивого человека, довольного жизнью и относящегося к Фанни с приветливым, но равнодушием, выступает сам Филип. Фанни же тянется к нему, но не желает этого признать. И в ответ на все вопросы, скорее позволит крикнуть некое оскорбление, чем сказать всё как есть. Интересно, что как она больно ранит его напоследок, упоминая о его хромоногости, так и он потом, обижает Фанни, намекая на ее неравнодушие к нему и на то, что спрашивает ее советов только потому, что это ей приятно.
«Она вдруг задохнулась и бросила на него взгляд, полный муки. По её щекам медленно покатились слезы. Вид у нее был крайне жалкий и карикатурный. Филип, не понимая, что должна означать эта новая смена настроения, вернулся к своей работе.»
Душевный мир Фанни Прайс очень похож на мир подростка, который предпочитает видеть во всех окружающих не вполне естественное равнодушие, а нафантазированное презрение и агрессию, на которую пытается нанести удар с опережением. Фанни Прайс, с одной стороны, к людям тянется, с другой мучительно боится их осуждения, их злословия. Это вечная борьба сил, тянущих ее в противоположные стороны. Это история борьбы слабого и мнительного человека с равнодушным миром.
Для меня при этом гораздо поучительнее и интереснее то, что в мире идей Фанни гораздо сильнее и упорнее Филипа. Поражение ей наносит грубая и примитивная реальность в виде голода. А страх унижения (из мира идей) мешал ей попросить помощи у друзей.
Мне вдруг подумалось, что основной удар ей Филип нанес, когда объявил о том, что не останется на лето в городе, именно в том момент огромная трещина зазмеилась через весь ее идеальный мир и её приязнь к Филипу. Я намеренно не говорю о любви, поскольку не уверен в существовании этого чувства на все сто. Поскольку сам автор будто бы намеренно изображает нам Фанни существом будто бы бесполым, как ребенок или даже, как ангел. Что в определенной мере оскорбительно, но Фанни и сама не дает поводов воспринимать себя как женщину, фанатично посвящая себя не дающемуся ей искусству.
В сюжетной линии Филипа интересно и занимательно то, что его жизнь идет полосами. То он следует за людьми, которые нужны ему, то терпит присутствие других. Как писал сам Моэм "в любви есть всегда те, кто любит и тот, кто терпит любовь другого". Потом едва ли не идентичные чувства испытывает он сам к Милдред, то находясь в состоянии, близком к самоубийству, то отчаянно голодая.
Но при этом его чувство к Милдред переживает несколько стадий, любовь постепенно обращается в презрение, смешанное с брезгливостью и жалостью. После серии предательств бывшей официантки в своих отношениях они меняются местами. В этом аспекте Моэм проявил себя великим писателем-реалистом, исследующим природу человеческих душ.
Лишь с одним-двумя девушками на протяжении всего романа он находится, условно говоря, на равных. Это Нора и Салли. Их отношения спокойны и гармоничны, хотя, как оказалось, именно Нора нуждается в нем и испытывает к нему чувство сродни материнскому.
Вопрос, на который едва ли сумел бы дать ответ и сам автор: что произошло бы, коли прежняя, а не опустившаяся Милдред предстала бы перед Филипом уже в тот период его жизни, когда Салли доверилась ему после летнего отдыха на сборе хмеля. Поступил ли бы он с нею так же, как поступил в свое время с Норой? Или тут его новые отношения спас бы некий оттенок покровительства по отношению к дочери Ательни. Ведь признаётся же он сам себе в определенный момент, что то, что он испытывает по отношению к Салли это всё-таки не любовь... А что-то вроде приязни, смешанной с чувством ответственности, и опьянение красотою её цветущей юности.
С этической точки зрения мне не очень симпатичен Филип из-за своей способности предать человека, которому он очень многим обязан (кто как не Нора помогла ему воскреснуть, вернуться к нормальной человеческой жизни?) и который ему довольно симпатичен, ради безнадёжных отношений с теми людьми, что его никогда не любили. Я соглашусь с теми, кто заявляет, будто мы не хозяева в мире собственных чувств, но в нашей власти бороться с ними и не давать оказывать им влияние на мир поступков, нами совершаемых. Причём на удивление слеп он к тому факту, что по отношению к Норе он ведет себя столь же бессердечно, как ранее повела себя по отношению к нему Милдред. То есть бросила его сразу, как только появилась возможность, и не ради какого-то удивительного, во всех отношениях превосходящего его человека, а ради первого встречного, условно говоря, ради случайного, подвернувшегося под руку человека. Словно говоря ему: кто угодно, только не ты!
Но, наверное, эта слабость, уязвимость Филипа перед нахлынувшим внезапно чувством всё-таки планировалась Моэмом как качество, свойственное человеку юному и неопытному. Которое он в итоге переживает, как переживают болезнь (а жертва состоит в необходимой ампутации больного органа, пораженного члена. Потому как эта готовность верить и чем-то жертвовать для человека, который тебя ни во что не ставит, иначе как болезнью трудно назвать. Болезнью прекрасной и великой, но ведущей, несомненно, к гибели.) Отторжение и похороны чувств, некогда составлявших для тебя смысл жизни и питавших твои надежды, походят на похороны частички собственной души. Безнадёжность и необратимость этой процедуры, они меняют человека… Поэтому для Моэма так важно было акцентировать внимание читателя на близости Салли к природе и её готовности к материнству, то есть способности давать и возобновлять жизнь. Ведь собственная жизнь Филипа получила огромную пробоину. И Филип, несомненно, нуждался в неком исцелении. Оттого-то его отношения к Салли так мало похожи на любовь. Они безыскусны и безхитростны, как сама жизнь, которая и есть для Филипа главное из искусств. Это не страсть его захватывает, а он покоряется судьбе. Как у Бернарда Шоу в пьесе «Человек и сверхчеловек» эта самая судьба настигает Джека Тэннера.
Отдельно бы я хотел отметить важный момент, сформулированный автором однажды, дословно цитату я, к сожалению, не помню. А говорилось в неё о том, что единственный критерий истинного чувства, это то, что оно может причинять боль. Нашёл только смежную цитату, выражающую, однако не все оттенки смысла той цитаты, которой я вспомнить не могу:
«Когда-то он представлял себе любовь как блаженство, которое охватывает вас и превращает весь мир в весенний сад; он ожидал несказанного счастья, но то, что он чувствовал сейчас, вовсе не было блаженством; его мучил душевный голод, неутолимая тоска, горечь, какой он еще не испытывал никогда.»
У Бунина любовь странно соседствует со смертью. Две равных противоборствующих силы, наследующих друг другу. Но это было, скорее, сюжетной необходимостью. Моэм же подлинность чувства проверяет болью. И желанием причинить боль в ответ. При этом боль начинает выступать антагонистом бесчувственности и безразличию. И в этом есть её животворяще начало.