Есть авторы, которые необъяснимо для меня не любят своих героев, которые тащат наружу из своим же талантом придуманных персонажей самое мрачное, тоскливое и депрессивное, что есть в человеке. А есть авторы, своих героев любящие. Всяких героев, не обязательно светлых, умных, правильных нравственно и выдержанных идеологически. Да, это я именно про Марину Степнову. Не буду сейчас сравнивать ее с антиподом (в моем представлении, разумеется), разве что в комментариях всплывет, буду говорить только об этом небольшом сборнике ее рассказов. Рассказы – жанр, который я обычно даже не берусь читать, не мое, но это же Степнова с ее языком, интонациями и сюжетами-судьбами, как я могла пройти мимо…
Что я там произнесла выше? Придуманные герои? Это я глупость сказала, конечно. Ее герои совершенно живые – зримо, естественно живые. Соседи за дверью на лестничной клетке, о которых мы не знаем совершенно ничего или знаем только поверхностное «стерва, добрая тетка, напыщенный сноб, рубаха-парень…». И сами рассказы, большинство – не совсем рассказы, не краткие яркие эпизоды, а будто мгновенно, на нескольких страничках пролетающая жизнь: зародилась, разгорелась, а может, и тихо тлела, не давая огня ни себе, ни людям, взорвалась перед концом или затухла так, что никто и не заметил. Некоторых и любить-то невозможно, настолько они ни Богу - свечка, ни черту – кочерга, а вот читаешь эту жизнь и даже к злой «старой суке» испытываешь сочувствие. Ну, вот такие они, да, несуразные часто, несуразно живут, несуразно выходят замуж, делают аборты, несуразно изменяют, боятся своих чистых душевных движений… и любят.
Да, все рассказы, в общем-то, о любви. О первой и «неправильной» - так коротко, такими яркими штрихами, так ностальгически без открытой ностальгии в тексте, так грустно, но беспечально. О любви к чужому ребенку… нет, не буду перечислять, это как-то очень неправильно здесь. Сборник такой цельный, такой неразрывный, герои все время соприкасаются общими краями судеб – пусть так и останется в отзыве, без разделения и расклада по полочкам.
А еще, каждый рассказ – качели, только направление движения разное: то с верхней точки под небом они ухают вниз, то, наоборот, взлетают вверх, оставляя тебя в точке, где эмоции останавливаются, замерев на пи́ке.
P.S. Выделить что-то одно не могу, но сильнее всех, пожалуй, отозвался «Варенье из каки», такой легкий, светлый и такой мудрый. Не знаете, что это за варенье такое? Читайте рассказ)
P.P.S. Для тех, кто ни разу не держал в руках книги Марины Степновой маленькие примеры того, как:
"А я в автобусе вообще ни разу в жизни не была – у нас машина, и я ее ненавижу, потому что внутри воняет бензином. Мама всегда дает мне с собой в дорогу соленый огурец и целлофановый мешочек. И огурец никогда не помогает, а мешочек – всегда".
"Я читаю ту же книжку, что и брат, только перевернутую. Читаю вверх ногами, быстро (куда быстрей, чем как надо) и сразу про себя, потому что, если бубнить вслух, получишь по заднице. Брат свое слово держит: по заднице я получаю часто. Сам он бубнит как раз вслух – он учит пушкинского «Пророка», которого я понимаю через слово, даже через два, но мне очень, очень нравится. «И он к кустам моим приник!» Я тоже ползаю за братом по кустам – подглядываю, как он с большими пацанами играет в ножички и в дурака, – поэтому вполне разделяю энтузиазм шестикрылого серафима".
"Лучше всего, конечно, оказалась немецкая бюрократия. Громадная и громоздкая машина, лязгающая чужим пугающим языком, изрыгающая непонятные пока Копотову бланки и формуляры, требующая подписать тут и тут, а вот тут – заполнить, она работала. Работала! Это было немыслимо! Немцы, правда, находили в существующем государственном миропорядке какие-то одним им видимые недостатки, но Копотов просто наслаждался тем, что всё было по правилам. То есть если ты нажимал красную кнопку с надписью «Стоп» – всё действительно останавливалось. А если зеленую с надписью «Поехали» – все ехали. И так было всегда, без оговорок и перебоев. В России, ткнув в любую кнопку (хоть в кнопку дверного звонка), можно было получить в ответ всё что угодно – в морду, орден, струю соляной кислоты, гостей из Нижневартовска, цепную ядерную реакцию. Нажимать во второй раз было еще страшнее – закономерностей в России лучше было не искать. Копотову казалось, будто он, долгие годы прожив под одной крышей с опасным психопатом, наконец-то съехал к тихой и скучной старушке, живущей по раз и навсегда заведенному унылому распорядку".
[Чуть-чуть спойлер]"Массимилиано забрал чаевые – слишком щедрые, чтобы обрадоваться: чужое расточительство всегда обидно – ты вкалываешь с утра до вечера, гнешь спину, дрожишь мордой над раскаленными кастрюлями, ради каждого чентезимо, а они… Массимилиано махнул рукой, закурил. Старик с дворняжкой вернулся, взял стаканчик граппы, понюхал, покачал головой. Я бы убил жену за такую граппу. Я бы тоже, откликнулся Массимилиано. Но это покупная. Дрянь для туристов. Давай, пей и проваливай, мне пора домой. Рождество.
Старик еще раз покачал головой.
Надоели эти русские, – сказал вдруг Массимилиано. Сил нет. Приезжают и думают, раз у них деньги, они здесь свои. Гнать бы их всех. Изгадили всё побережье.
Кризис, – невпопад ответил старик".