У каждого человека есть движущая сила. Нечто, наполняющее его существо, почти эфемерное, но имеющее немыслимую по мощности силу. Кто-то осознает это нечто и принимает его, взращивает в себе, воспитывает, контролирует. Кто-то же не отдает «этому» отчет и живет вслепую, лишь интуитивно чувствуя что-то невнятное, что-то тревожащее, не поддающееся идентификации.
По большому счету, не так уж важно, кто вы по отношению к этому внутреннему демону – хозяин положения или неразумный слуга. Но ровно до тех пор, пока вы не начинаете творить. Вот тут-то и возникают все неприятности – или не возникают.
Это очень долгое вступление, я знаю. Но волна негодования нарастала во мне слишком долго и мучительно и достигла таких размеров, что в двух словах ее не разобьешь даже о самый могучий волнорез.
Здравствуйте, мои дорогие друзья, приготовьтесь услышать страшную тайну Альберта Санчеса Пиньоля.
Однажды я прочитала его чудесную, ни на что не похожую книгу «В пьянящей тишине». Она произвела на меня сильнейшее впечатление, вплоть до полной уверенности в гениальности автора. Ах как восхитительно он нагонял саспенс, как необычно строил сюжет, какую замысловатую, извращенную историю создал его мозг! Я была так потрясена, что долго не отваживалась читать его второй роман – «Пандора в Конго». Я не могла вместить в себя столько самобытности зараз. Я ждала.
И знаете, что я вам скажу? Никогда не ждите. Не тратьте душевные ресурсы на вымышленные отношения. То, что вы рисуете в воображении как один из самых упоительных любовных романов между читателем и писателем, на самом деле может являться довольно пошленьким адюльтером.
«Пандора в Конго» начинается эффектно. Представьте себе часть суши, равную Англии, Франции и Испании вместе взятым, которую покрывают деревья от шести до шестидесяти метро высотой. А под этими деревьями – ничего нет.
Прямо как в романе Пиньоля.
Меня удивляют восторженные отзывы на этот роман – особенно из уст тех, кто читал оба произведения. Как подобное возможно? Как возможно не увидеть одно и то же порно в разных декорациях? А это именно порно – в том смысле, что Пиньоль обсмаковал свою центральную фантазию, свой губительный фетиш, которым не способен управлять.
Можно отварить картофель, пожарить, сделать драники или пюре. Можно положить его на красивую тарелку или кинуть в жестяную миску. Можно назвать его клубненосным пасленом, земляным яблоком или solanum tuberosum – но это будет все тот же долбаный картофель. Понимаете? Картофель.
Как ни маскируй свою эротическую перверсию, в каких декорациях ее ни разворачивай – это будет все та же перверсия. И если тебя возбуждает, когда в два ствола трахают бессловесных сказочных существ со скользкой кожей и дыркой вместо рта – то как ни крути, как ни прикрывайся – это будут все те же два ствола, трахающие бессловесных сказочных существ со скользкой кожей и дыркой вместо рта. И все предыстории, все кажущиеся обходными дорожки ведут к этой главной, центральной теме. Именно она искрится и горит живым пламенем, именно она – яркая, трепетная суть данной книги. Вернее, двух книг.
Надо отдать должное автору, он по-своему, наивно пытается спрятать от мамы вымазанный шоколадом рот вымазанной же шоколадом ладошкой.
Если в «Пьянящей тишине» существо было серое и с холодной кожей, то в «Пандоре в Конго» существо белое и с горячей кожей. Молодец. В первом случае, опять же, существо маленького роста и живет в океане, а во втором случае (поразительная изобретательность) – высокого роста и живет под землей. А какое трогательное, сладострастное углубление в интимные детали: у одной самки на лобке ни одного волоска, а у другой – пушистый белоснежный мех.
Построение этих различий, вероятно, отняло у автора все силы, ибо дальше закрутился знакомый сценарий. Насильники, два штуки. Один непременно жестокий, другой непременно романтичный. Далее. Соплеменники существа обязательно должны нападать. Атаки и оборона написаны практически под копирку.
Многие восхищаются концовкой романа, якобы переворачивающей все с ног на голову. Помилуйте, что же там переворачивается? Зеркало повествования, в которое сублимирует автор, как ни поверни – отражение не изменится. Пиньоль, к концу книги сам почувствовавший неладное, попытался сделать изящный кульбит, чтобы отвлечь внимание насторожившегося читателя. Но кульбит этот оказался падением ежика в воду – жалко, смешно и видно, откуда ножки растут. Фыр-фыр-фыр.
Завершая свой злобный выхлоп и пиная обтянутого кожаной сбруей раба под моим столом, хочу заметить, что ничего не имею против извращений. Только очень важно, чтобы эти извращения не делали твое творчество досадным copy-paste.